– Чувак, ну ты ж все понимаешь. Если ты будешь работать с Романом Семеновичем – то с Василичем надо работать прекращать. Общайтесь, пожалуйста! Дружите! Он ведь понимает, что вы близкие люди. Но в заговор ты больше не играешь. И ребят своих уводишь. Можно и их трудоустроить в Тришурупе.
Ну да, очень по-желтокнязевски. Вывесил, бл…ть, объявление: «Покупаю друзей, дорого!». Не желаешь, Славик, Василича своего продать? Миллион предложил. А вот что ж не миллиард? Какая разница, от чего отказываться…
Хотелось сказать все это, но было понятно, что нужно быть спокойным и гибким. Поэтому ответ был дипломатичным:
– Старик, да нет и у Романа Семеновича никакой проблемы со мной. Ни в какие заговоры я давно не играю. Да, помогал Василичу поначалу, потому что они несправедливо на него наехали, а он не чужой мне человек. Но сейчас – работать надо, деньги зарабатывать. Приложу все усилия, чтобы инвестпроект Каца развивался активно в Бабаестане. А что касается стройбизнеса – он не так уж мне и не свойственен, у моей семьи строительная компания уже 8 лет, опыта накопили много, хотим развиваться. Поэтому – спасибо за предложение, очень тронут, крайне признателен, всегда к вашим услугам, бла-бла-бла…
Все это давало родственнику повод, вернувшись в Тришуруп, сказать, что задание выполнено, враг обещал больше не вредить Вам, будет тихонько свой примус починять, в политику играть не будет.
Желтый, правда, тоже не дурак и поймет: несмотря на то, что взаимовыгодные проекты должны идти и отказываться от них смысла нет – топор войны отнюдь не зарыт. И что при первой же возможности кинжал в спину ему я воткну и вернусь-таки на родину, как нам, чуркам провинциальным, и полагается – на белом коне, а не через черный ход.
Домой
И все же желтокнязевскому мастерству интригана надо отдать должное – цели своей он отчасти добился.
В какой-то момент он действительно понял, что этот столичный кружок надо разбивать и тащить обратно в Тришуруп, чего бы это ему ни стоило. Напрямую, в лоб, купить часть кружка во главе со мной не получилось. Но он вполне преуспел в решении задачи окольными путями.
Виновата, как всегда, женщина. И какая! Ни дать ни взять – Миледи из баек Дюма про мушкетеров. Внешне она выглядела именно так. А в интригах Миледи оригинальная выглядела бы на фоне нашей дамы лохушкой из Прованса.
Дама была вице-президентом той самой корпорации «Дефинитив» олигарха Пентюшенкова, который, как уже запомнил внимательный читатель, к этому моменту владел бабайской нефтянкой.
Пентюшенков, несмотря на обидное прозвище, приклеившееся за ним в тусовке, никаким Пентюхом не был. Он сумел остаться в числе самых богатых и влиятельных людей страны при всех режимах в последние лет 20. И всегда был вхож к первым лицам, всегда влиял на ключевые назначения в многочисленных сферах, где простирались его интересы.
Сейчас, отобрав у Бабая нефтянку, олигарх хорошо понимал, что война за нее отнюдь не закончена. «Генеральское» лобби отнюдь не собиралось признавать поражение. Следующий акт вполне мог начаться с назначения вместо Бабая кого-то от генералов.
Поэтому, как это ни странно, Пентюшенков был кровно заинтересован в том, чтобы сдавшийся на его милость Бабай, у которого тот изъял самое дорогое в его жизни, сидел-дремал в своем кресле как можно дольше, чтобы ситуация успела законсервироваться.
А когда смена все же произойдет, ему было важно, чтобы сменщик был направлен в Бабаестан не со стороны генералов. Для этого нужно было мониторить всех выходцев из Тришурупа, находящихся на сколько-нибудь заметных позициях и хоть как-то влияющих на ситуацию в регионе.
Наш революционный кружок, безусловно, был ему интересен. Именно поэтому Дама однажды появилась на нашей традиционной вечерней оперативке в ресторане «Старая лошадь».
Даму звали Эвелина. Она была натуральной блондинкой с будоражащей воображение фигурой. Бывает так: женщина вроде ни в чем не виновата, а фигура ее своими сильно выдающимися выпуклостями заставляет даже самого стойкого из подкаблучников думать о самой мерзкой дряни из всех возможных видов кооперации мужчины и женщины. Довершало ансамбль чуть восточное, яркое и чуть презрительное лицо дамы высшего света. Роковым для нас оказалось еще и наличие у нее звериной интуиции и незаурядных актерских данных. Переговорщица – что надо, одним словом.
Уже к середине ужина с ней мы пребывали в счастливом заблуждении, что вся корпорация «Дефинитив» во главе с Пентюшенковым засыпает и просыпается с именем Василича на устах, ждут, не дождутся, когда сей благородный муж сменит наконец замучивших всех ненавистных Бабая и Желтого.
На каждой встрече, коих стало несколько в неделю, Эвелина расспрашивала нас обо всем, интересовалась всеми перипетиями нашего долгого противостояния, во всем поддерживала и обещала поддержку своего босса.
Эмоционально она нас тоже вскрыла, как орех, уже на втором ужине четко зная, кто чего из нас хочет. Как-то она невзначай закинула нам идею:
– Хорошо бы устроить в Тришурупе плацдарм такой… Засесть там части из вашей рабочей группы и начать готовить почву к переменам, как думаете? Вид у нее был заговорщицким.
О, что мы еще могли подумать об идее вернуться домой? Хотим! Хотим, хотим! Не хуже Маши из «Маши и медведя».
Василич, пожав плечами, переезд части нашего отряда акцептовал. Эвелина, не откладывая дела в долгий ящик, утащила, как питон в свою нору, сначала Слона в свой тришурупский офис, потом там же оказались еще пяток верных идеалам революции бойцов. Последним в офис прибыл я, получив сразу же кабинет, бронированный джип, громадную зарплату и приказ мне и остальным бойцам даже не задумываться о политике, по крайней мере, до тех пор, пока она не издаст обратного приказа. Тогда же нам были даны графики, планы по отчетам, отчеты по планам и тому подобная шелуха, занимавшая нас 24 часа в день, семь дней в неделю.
Поначалу мы успокаивали себя тем, что это такая военная хитрость, да и компании новой надо помочь на старте. Потом, когда мы узнали все детали общения Элеоноры с другими участниками концессии, стало понятно, кому и зачем нужно было, чтобы мы с утра и до вечера «продували макароны» (есть такое занятие для салаг в армии, чтобы без дела не сидели).
Желтому Элеонора рассказывала, как ловко она обезвредила Василича, обезглавив его пиаровский штаб. Василичу рассказывала, закатывая глаза, что Слава и его бойцы сочли, что всего уже добились. Воевать ни с кем не хотят, хотят к бабаевцам на поклон. Мне говорила, как Василич забурел в столице и как навсегда бросил идею вернуться домой, предал нас и отдал на съедение Желтому.
Надо сказать, что поначалу, случалось, ей верили, даже, бывало, выясняли отношения друг с другом. Потом, довольно скоро, все вскрылось – ведь слишком многими пуповинами были связаны все в этой истории, как враги, так и друзья. Я быстренько свалил от роковой красотки. Правда, вытащить остальных моих бойцов от жен, детей, больших зарплат, соцобеспечения, страховок и тому подобного обратно в бараки столичных политтаджиков у меня не было никакого морального права.
Так они и просидели в засаде до тех пор, пока красные не пришли.
Последняя спецоперация. Ну ок, одна из последних
Итак, часть штаба переехала на продувание макарон, оставшимся в столице было строжайше запрещено «заниматься Бабаестаном», все замерло в тоскливом ожидании.
Даже Желтый умерил свой пыл, приостановил чистку рядов, перестал нарезать круги по столице в поисках всякого жулья и гимнасток, сосредоточившись на выполнении своих прямых обязанностей.
Вдруг, откуда ни возьмись, Желтому счастье привалило, откуда он его совсем не ждал.
Влиятельный ферзь из-за кремлевской стены – Наружкин вдруг решил «присмотреться»[42] к Роману Семенычу.
Сложно сказать, откуда вдруг у него возникло такое желание. Возможно, в какой-то момент генералы подумали, что раз Бабая и Желтого так не любят либералы во главе с Митей и Юревичем – то они, стало быть, априорно должны Бабая и Желтого любить. А эта парочка тоже должна у кого-то искать спасения от либералов, а у кого еще, как не у генералов?
Надо сказать, что к тому моменту спеси у Желтого поубавилось, и он готов был искать спасения хоть у черта лысого, лишь бы ему, как минимум, дали еще покомандовать в Бабаестане, а как максимум – сменили на него Бабая.
Поэтому Желтый, как говаривают среди чинуш, долго «гладил галстук»[43] перед встречей с Наружкиным, продумывал, что ему сказать, изучал, как можно ему понравиться, готовился дать все существующие в природе клятвы на крови и произнести слова любви.
Мы (чисто по инерции, не подумайте, что нарушили приказ, а Василич вообще был не в курсе) продолжали присматривать за Желтым и знали, на какую высоту он приглашен пообщаться.
